Удачи, мещане! (с)
Природа моей жестокости
Темная пустая комната. Я сижу в темной пустой комнате. Где-то за стеной бьют часы. В голове мелькают воспоминания - хорошие, плохие - разные. Хочется конечно чтобы хороших было больше, но плохие их уравновешивают. Но ведь без черного белое не выглядело бы белым, не так ли?
хорошие события приятно вспоминать, они захватывают как будто теплой волной. Лежишь на пляже теплым августовским вечером, на мелководье, и волны набегают, целуют в щеки брызгами и откатывают назад, чтобы им на смен пришли другие. Так же и воспоминания захлестывают меня, на мгновения погружая в те далекие и не слишком далекие дни, когда они происходили.
Я мысленно переношусь в зимний вечер. Довольно слякотный, но по своему приятный, потому что я не шатаюсь по улицам, мокрый и продрогший, а сижу дома. Ничто так не располагает к задушевной беседе как пиво, а лучше - красное вино. правда я крайне несдержанный человек и чересчур чувствительный, поэтому могу наболтать много лишнего, о чем никому не следовало бы знать, но рано или поздно находится человек, которому можешь раскрыть все карты и доверить все секреты. Выложить все подчистую под видом задушевной беседы и увидеть потом в глазах не пьяную рассеянность или плохо скрытую неприязнь, а что-то такое, что заставляет подумать, будто все что вот сейчас было сказано, это все неспроста. И тот в чьи глаза ты смотришь, действительно смотришь может.. - вот сейчас будет поэтично - спасти твою душу. Он конечно не решит за тебя всех проблем, не сделает за тебя сложную работу и не проживет твою жизнь. Но он сделает гораздо большее. Он будет жить, а тебе захочется жить, зная что рядом с тобой живет такой человек.
Воспоминания сменяют друг друга, и вместо зимы наступает весна. С одной стороны самое чудесное, а с другой - гадкое время года. После зимы особенно остро чувствуешь усталость и по вечерам накатывает омерзительное такое ощущение - зачем это все было нужно? Жизнь идет а все что ты делаешь - суета и бессмыслица. И все идеи, проекты, задумки, казавшиеся увлекательными и в некотором роде гениальными, рассыпаются на глазах - пффф и нету, а им на смену приходит риторическое - чем я занимаюсь? Хочется все бросить и пойти утопиться в Москве реке. А может просто выбрать теплый весенний денек и побродить по набережной, разговаривая не о том, что важно, нужно, логично и непременно имеет смысл в дальнейшей жизни, а о том, что приятно. Как это иногда бывает здорово - рассказать кому-то о своих увлечениях и увидеть согласие в ответ. - А вот хорошо было бы.. - Да.. точно.. И когда ты выдыхаешься, видя, что даже не можешь закончить того, что начал, тебя ничуть не успокаивают доводы о том, что кому то еще хуже. ты ждешь и в тайне надеешься, что кто-то скажет тебе А давай сейчас по пиву, а завтра с чистой головой.
А потом приходит лето. Когда-то давным-давно лето означало иллюзию свободы - свободы от школы, от института, от надоевших лиц одноклассников. Потом все вдруг меняется, и понятие лето сменяется понятием отпуск, а отпуск иногда застигает врасплох зимой или даже осенью, а иногда просто не появляется в течении нескольких лет. Нет, глупо конечно на это жаловаться, особенно если увлечен своей работой. И тем не менее, это чертовски приятно проснуться утром за сотни километров от своей спальни и увидеть белый потолок, вот точно такой же, но другой. И хочется ностальгировать, вспоминая какие-нибудь лагеря в юности, всякие курортные романы и прочую хрень, тоже помеченную грифом хорошие воспоминания.
А потом осознаешь что все это прошлое и недолговечное, хотя это и является частью твоей жизни, а ничего другого у тебя пока что нет.
И тогда наступает осень, и сначала кажется что после теплого лета ты полон сил и решимости достигнуть поставленных целей. Первые недели осени еще теплые, еще напоминают о лете, на курортах бархатный сезон, и кажется, что лето можно продлить еще на месяц полтора. А потом начинают лить дожди. Хотя и в дождь можно хорошо провести время, сидя в каком-нибудь маленьком кафе с чашкой кофе и смотреть на струйки дождя заливающие окна, и замечать как они отражаются в глазах собеседника.
Воспоминания сменяют друг друга как времена года, то по порядку то в разнобой, заставляя улыбаться или хмуриться. А за окном стоит солнечная и холодная весна. Через пару дней зацветет дуб, и начнется очередная эпидемия гриппа. А ты смотришь на свое бледное отражение в зеркале и по прежнему не веришь в авитаминоз, думая что такие мелочи могут тревожить кого угодно, только не такого занятого человека. Занятого чем угодно, кроме себя самого.
В этом месте раздается звонок в дверь. Кто это может быть если я никого не жду?
И события начинают разворачиваться как в не слишком оригинальном кино вроде Paris, je 'taime. Даже неправдоподобно сбивчивое объяснение "Извини, что без звонка, у меня батарейка разрядилась" походит на не слишком оригинальную режиссерскую находку. И тем не менее, это именно тот фильм, который я сейчас с удовольствием имею честь наблюдать. И я бы с позором заявил, что рад сюрпризу по причине творческого кризиса, вызвавшего весеннее обострение производственной депрессии, если б меня не опередили.
Когда тебе херово самому, ничто так не стимулирует настроение, как чужая трагедия. Ты сразу чувствуешь в себе героический порыв непременно вытащить пострадавшего из тоски, в душе смутно надеясь, что это развеет тебя самого. И с каждой фразой предсказуемого диалога ты все больше проникаешься сочувствием и пониманием, которых так не хватало тебе самому. Превращаешься из пациента во врача-невропатолога и с удовольствием разбираешь по косточкам чужие проблемы. Есть тут что то нездоровое, вроде женской тяги к сплетням, но ведь намерения самые благие... даже если дорога ими вымощена прямиком в ад.
Именно в ад она сейчас и спускалась, погружаясь все глубже и глубже в темную бездну. Бездну твоих карих глаз. И чем дольше я в них смотрел, чем больше досады и возмущения звучало в твоем голосе, изредка прерываемом моими нелепыми фразами, тем сильнее становилось ощущение, что ты именно тот человек, который послан мне свыше дабы скрасить мои одинокие дни, полные суеты и неврастении. И видимо не без помощи алкоголя, который ты, подлец, предусмотрительно захватил с собой, мной овладела такая непреодолимая симпатия, что это незамедлительно отразилось на моем собственном лице.
- А чего ты так странно на меня смотришь?
- Как?
- Ну как-то так.. так.. как будто съесть меня хочешь
- Как-как?
- Ну я не знаю. Я тебя раздражаю наверное своими откровениями?
- Нет. Нет, определенно. Тебе показалось.
- Я понимаю? это может странным показаться, что я вот так просто пришел, и все такое.. я тебя ни от чего не отвлек кстати?
- Нет, - честно ответил я, если меня от чего и отвлекли так от ненужного самокопания, и последние часа полтора я бы не придумал провести лучше, чем за откровенным разговором с жалобами на суку-жизнь под бутылку коньяка.
- Хорошо. Я просто подумал, мне показалось, что .. мне надо было с кем-то поговорить..
- Выговориться.
- Ага, выговориться.. ну так вот... ну и я подумал.. кому еще если не тебе? Странно, правда?
- Да.. Да что тут странного?
- Ну вот прихожу я просто так безо всякого предупреждения и начинаю тебе жаловаться на жизнь. Не кому-нибудь, а тебе.
- Ну а кому же?
- Не знаю...
- Вот! Не знаешь. Значит, мне, - и тут Остапа понесло. - но я ведь хочу тебе помочь, поэтому все правильно. Я тебя выслушаю, и мы вместе что-нибудь придумаем!
- Придумаем? Что придумаем?
- Ну я еще не знаю.. а о чем мы говорили? - сколько лет живу, а так и не научился успевать закрыть рот чуть раньше, чем озвучу все свои мысли.
- Ты меня что, не слушаешь что ли совсем?!
- Слушаю. ты говори, говори.
- Да ты.. ты!.. ты вообще! - я не знаю откуда в таком маленьком человечке бралось столько эмоций, но честное слово, этой экспрессии выраженной в гневной тираде, обвиняющей меня во всех смертных грехах, хотя я в общем-то не был ничем обязан, хватило чтобы заставить меня почувствовать себя виноватым. И прежде чем сообразить в чем меня обвиняют и главное кто, я уже начал бормотать резко развернувшемуся ко мне затылку бессвязные извинения. И вдруг заметил, что со спины ты совсем-совсем похож на ребенка-подростка, да и сам обиженный жест напоминал больше всего детскую обиду на то, что взрослые опять его игнорируют и ни черта не понимают в жизни. И прежде, чем я успел обдумать увиденное, с языка сорвалось
- Знаешь, а ты выглядишь сейчас совсем как ребенок.
- ЧТООО?? Что и ты туда же, да? - ты резко оборачиваешься, и твои темные глаза вспыхивают яростью. - Я вот думал, у тебя.. ! Что ты..! Что тебе не придет в голову заниматься такой ерундой!
- Какой?
- Такой ерундой! Я с тобой серьезно говорю, а ты.. дразнишься! - эта детская ярость тебе чертовски шла, а последний аргумент сразил меня наповал. Видимо это снова отразилось на моем лице.
- Вот! Опять у тебя взгляд странный! На что ты так смотришь? Думаешь наверное, что я истеричка какая-то, да?!
- .., - я не успел сказать ни слова, как ты перебил меня.
- Да не напрягайся, я сам уйду, извини, что тебя отвлек! Наверняка у тебя были очень важные дела, какие-то грандиозные проекты, вот и оставайся со своими гениальными идеями!
Ты вскочил с дивана, и я едва успел схватить тебя за руку. Ты дернулся было, но я сжал твое запястье, не отпуская.
- Убери от меня свои.. что?
- Подожди, - я слегка дернул тебя за руку, и этого слегка хватило, чтобы ты неловко рухнул обратно. Где-то фоновым шумом пробежала мысль "Все-таки это был коньяк, а не вино, а ты и пьянеешь сегодня, как ребенок. Или как девушка в состоянии стресса. Что в общем-то недалеко от истины." Прежде чем улыбка успела бы расползтись по моим губам, я произнес немного более сбивчиво чем хотел бы:
- Извини, если я тебя обидел. Я на самом деле очень рад, что ты пришел. И.. мм.. мне бы хотелось тебе помочь, - видя рвущийся наружу вопрос "Почему это?" я быстро добавил первое что пришло на ум. - Потому что ты мне уже помог. Да, очень помог. Помог тем.. тем, что пришел. Мне на самом деле сейчас вот было очень грустно, - не давая тебе опомниться и позволяя только открывать и закрывать рот, удивленно уставившись в мою пьяную физиономию, я нес дальше. - Да, мне сегодня было очень грустно, я устал, впрочем, что я тебе рассказываю, ты и сам прекрасно все понимаешь, у тебя почти такие же проблемы.. ведь да?
- Какие такие же? Миша! Меня Вова вчера бросил! Такие же у тебя проблемы??
- Гм... не совсем, - тут я заметил, что все еще держу тебя за руку, и стало как-то совсем уже неловко. Но как-то надо было замять собственную рассеянность, и я выдал. - Но видишь, тебе одиноко, и мне тоже.. одиноко.. ага.., - оставалось только покраснеть или картинно хлопнуть себя по лбу.
- Нет, это нормально? Нормально, да? Ты вот надо мной сейчас издеваешься?! Ты еще предложи свою кандидатуру на место Вовы, чтобы нам обоим перестало быть грустно! - в твоем голосе прозвенела такая обида, что я почувствовал себя последним мерзавцем. И что-то еще там прозвучало, неразборчиво так, не для моего пьяного слуха, но..
- А ты бы этого хотел?
- ...??? Чего хотел?..
- Ну, чтоб я предложил.
- Что?
- Свою кандидатуру.
- Нет ты точно издеваешься. Что ты несешь? Какую кандидатуру? У тебя же на лбу написано что ты натурал!
- Правда?
- Большими печатными буквами! Что я, не знаю что ли, что тебе мальчики никогда не нравились? Зато ни одну секретаршу ты пропустить не можешь!
- А ты им завидуешь?
- !!! Ну знаешь!.. , - ты теперь тоже заметил что я держу тебя за руку, и вырвал ее резким движением. - Ты, му.. мужлан самодовольный! - вовремя спохватился Леша, вспомнив, что ему уже делали выговор за мат в прямом эфире. - Я от тебя не ожидал этих гомофобных шуток!
- Почему гомофобных?
- Что ты тупишь-то в конце концов? Я тебе еще доказывать должен, что ты гомофоб, может быть?
- Как например?
Очевидно, зацепил я тебя и очень сильно, ибо ярость не знала границ, и увидев в твоих глазах какое то вспыхнувшее чувство, отдаленно напоминавшее те неразборчивые нотки в голосе минуту назад, и порывистое движение в мою строну, я уже решил, что сейчас мне дадут по морде, и будут в чем-то правы, хотя я вовсе не это все имел ввиду. Я успел зажмуриться и даже слегка вздрогнуть ощутив прикосновение ладони к щеке, но вместо пощечины я почувствовал как мое лицо обхватили ладонями, а затем последовал смачный поцелуй в губы. Да такой упоенный, что я сам начал было сомневаться в неосквернимости собственной ориентации. Интересно, а что чувствует гомосексуалист, целуя заведомо нормального мужчину, и если углубиться в частности, собственного начальника?
Как бы там ни было, когда Леша, доказывавший свою правоту, отстранился, вид у него был уже совсем не разозленный, а такой, как бывает наверное у человека, осуществившего свое тайное желание, а потом испугавшегося сознания того, что сделал это не во сне.
- У.. у тебя очки сползли, - растерянно пробормотал Леша.
Я машинальным жестом поправил их, не сводя с тебя взгляда, пока выражения твоих глаз произвольно сменяли одно другим, а потом ты спросил каким-то тихим и как будто потухшим голосом:
- Ну что, доказал?
- Да. Только пока не понятно что.
- То есть?
- Понимаешь, я как-то не распробовал, - отозвался я, а потом потянулся к тебе и схватив за воротник рубашку, притянул ближе и поцеловал снова. Поцелуй вышел каким-то смазанным, но прежде чем я бы его окончательно испортил, ты осторожно обнял меня за шею и взял инициативу в свои руки.
В голове все еще билась судорожная мысль - Я пьян, адски просто пьян, так пьян, что аж странно, что я еще в сознании, я пьян.. тобой.
И вот в этот момент занавес здравого смысла падает, зрители аплодируют, а я с силой опрокидываю тебя на диван, наслаждаясь тем, как твое маленькое хрупкое тело начинает биться в моих объятиях, от неожиданности выражая свое недовольство. Ты отпускаешь мою шею, а я хватаю тебя за руки и прижимаю их к дивану, будто ожидая, что ты начнешь меня отталкивать. Но мне уже глубоко пофигу, что бы ты там ни начал делать, потому что мой пьяный мозг уже получил импульс, уведомляющий о возбуждении, и если ты что-то имеешь против, то поговорим об этом позже.
Впрочем говорить ты и так не можешь, только бессвязно бормотать, не то с испугом, не то с удовольствием в голосе, роняя какие-то слова между поцелуями, оставляющими теперь отметины на твоих губах. Твоя хрупкость вызывает во мне желание тебя сломать. Да ты сам напросился в конце концов, оправдываю я себя, кусая тебя за шею, и вот теперь ты уже точно стонешь от боли. А я с наслаждением игнорируя эти стоны срываю с тебя одежду. Впрочем я настолько не в адеквате, что и раздеть тебя толком не могу, но мне вполне достаточно стянуть с тебя джинсы и, схватив за волосы, развернуть лицом вниз, едва не ударив о подлокотник. Ты уже даже не пытаешься что то возразить вслух, твой шок достиг предела, и ты можешь только тихо всхлипывать, признавая себя побежденным и отреказываясь от попыток сопротивляться. И разложив тебя на диване я начинаю грубо пользоваться этим, думая лишь о том, что когда-то я уже представлял себе нечто подобное во сне, только там все было немножко иначе, и ты не прикусывал губы, чтобы не закричать.
А на улице стоял конец апреля, и пока мы пили и спорили, небо совсем потемнело, и вдалеке послышались раскаты грома. Надвигалась настоящая майская гроза. ПО стеклу ударили тяжелые дождевые капли, оставляя мокрые косые полосы, а потом зарядил ливень, и его шум, доносившийся сквозь открытую форточку пластикового окна, заглушал мое прерывистое дыхание и твои тихие стоны. Когда ударила первая молния, а следом раздался раскат грома, от которого завибрировало стекло, ты вздрогнул, и я почему то сжал тебя крепче, как будто это могло что-то значить. Впрочем, последующий грохот с небес оставил тебя равнодушным, а я, чувствуя приближение конца, сосредоточился на нервных быстрых движениях собственных бедер. И через несколько секунд, когда ослепительная вспышка озарила комнату, я зажмурился и кончил.
Какое то время было слышно только шум дождя, потом я отодвинулся от тебя, машинально застегивая джинсы, и развалился на диване, сняв очки и закрывая глаза ладонью, сосредотачиваясь на грозе, которая была такой громкой, что заглушала шорох твоей одежды. Через некоторое время раздался щелчок зажигалки, и потянуло дымом. Я по-прежнему не открывал глаза, как-будто притворяясь спящим. Я почувствовал, как ты встал с дивана, видимо в поисках пепельницы, а потом вдруг раздался звук открываемой балконной двери, и шум дождя на пару секунд стал громче, а в комнату ворвался запах весенней грозы, немного пыльный, смешанный с ароматом свежей зелени и предвкушения лета.
Когда дверь за тобой закрылась, я поднял голову, глядя в балконное окно. Ты стоял на балконе, возле открытой створки, и твой маленький силуэт на фоне серого бушующего неба пробуждал во мне осознание чего-то ужасного, мало помалу до меня стало доходить что я только что сделал, в общем, картина была до ушей исполнена драматизма.
Мной тут же овладела мелочная паника, и я принялся успокаивать себя, уверяя, что во-первых ты и так гей, во-вторых ты меня спровоцировал, в-третьих это был обыкновенный секс на одну ночь с одним из подчиненных, не важно какой, и совершенно не важно с кем. отрезвев от охренительной нелогичности собственных рассуждений, я снова взглянул на балкон и подумал, что себя я почти успокоил, а не надо ли теперь как-то успокоить тебя?
Поломавшись немного, споря с самими собой о том, что ты и так не маленький, хотя и выглядишь и ведешь себя часто как настоящий ребенок, я заставил себя встать и выйти на балкон.
Ты даже не обернулся, услышав, как я вышел. Там, в комнате, у меня на языке еще крутились какие-то слова, но закрыв за собой дверь, я кажется оставил их с другой стороны. Некоторое время я просто стоял позади тебя, наблюдая, как ты куришь, глядя в открытое окно. Затем окурок полетел с балкона, а ты скрестил руки на груди, и я уже приготовился подать голос, как вдруг ты чуть отклонился назад и прижался ко мне спиной, так и не обернувшись. И мне ничего не оставалось, как обнять тебя за талию и смотреть в окно на прекращающийся дождь, ощущая приятную тяжесть твоей головы, откинувшейся на мое плечо.
Приходящая с возрастом сентиментальность делает людей невыносимыми, в частности невыносимо жестокими. И некому за это извиняться, кроме самой природы. А природа непредсказуема, и когда на нее находит очередная буря эмоций, мы можем только наблюдать со стороны. С той или другой стороны балконной двери.
Темная пустая комната. Я сижу в темной пустой комнате. Где-то за стеной бьют часы. В голове мелькают воспоминания - хорошие, плохие - разные. Хочется конечно чтобы хороших было больше, но плохие их уравновешивают. Но ведь без черного белое не выглядело бы белым, не так ли?
хорошие события приятно вспоминать, они захватывают как будто теплой волной. Лежишь на пляже теплым августовским вечером, на мелководье, и волны набегают, целуют в щеки брызгами и откатывают назад, чтобы им на смен пришли другие. Так же и воспоминания захлестывают меня, на мгновения погружая в те далекие и не слишком далекие дни, когда они происходили.
Я мысленно переношусь в зимний вечер. Довольно слякотный, но по своему приятный, потому что я не шатаюсь по улицам, мокрый и продрогший, а сижу дома. Ничто так не располагает к задушевной беседе как пиво, а лучше - красное вино. правда я крайне несдержанный человек и чересчур чувствительный, поэтому могу наболтать много лишнего, о чем никому не следовало бы знать, но рано или поздно находится человек, которому можешь раскрыть все карты и доверить все секреты. Выложить все подчистую под видом задушевной беседы и увидеть потом в глазах не пьяную рассеянность или плохо скрытую неприязнь, а что-то такое, что заставляет подумать, будто все что вот сейчас было сказано, это все неспроста. И тот в чьи глаза ты смотришь, действительно смотришь может.. - вот сейчас будет поэтично - спасти твою душу. Он конечно не решит за тебя всех проблем, не сделает за тебя сложную работу и не проживет твою жизнь. Но он сделает гораздо большее. Он будет жить, а тебе захочется жить, зная что рядом с тобой живет такой человек.
Воспоминания сменяют друг друга, и вместо зимы наступает весна. С одной стороны самое чудесное, а с другой - гадкое время года. После зимы особенно остро чувствуешь усталость и по вечерам накатывает омерзительное такое ощущение - зачем это все было нужно? Жизнь идет а все что ты делаешь - суета и бессмыслица. И все идеи, проекты, задумки, казавшиеся увлекательными и в некотором роде гениальными, рассыпаются на глазах - пффф и нету, а им на смену приходит риторическое - чем я занимаюсь? Хочется все бросить и пойти утопиться в Москве реке. А может просто выбрать теплый весенний денек и побродить по набережной, разговаривая не о том, что важно, нужно, логично и непременно имеет смысл в дальнейшей жизни, а о том, что приятно. Как это иногда бывает здорово - рассказать кому-то о своих увлечениях и увидеть согласие в ответ. - А вот хорошо было бы.. - Да.. точно.. И когда ты выдыхаешься, видя, что даже не можешь закончить того, что начал, тебя ничуть не успокаивают доводы о том, что кому то еще хуже. ты ждешь и в тайне надеешься, что кто-то скажет тебе А давай сейчас по пиву, а завтра с чистой головой.
А потом приходит лето. Когда-то давным-давно лето означало иллюзию свободы - свободы от школы, от института, от надоевших лиц одноклассников. Потом все вдруг меняется, и понятие лето сменяется понятием отпуск, а отпуск иногда застигает врасплох зимой или даже осенью, а иногда просто не появляется в течении нескольких лет. Нет, глупо конечно на это жаловаться, особенно если увлечен своей работой. И тем не менее, это чертовски приятно проснуться утром за сотни километров от своей спальни и увидеть белый потолок, вот точно такой же, но другой. И хочется ностальгировать, вспоминая какие-нибудь лагеря в юности, всякие курортные романы и прочую хрень, тоже помеченную грифом хорошие воспоминания.
А потом осознаешь что все это прошлое и недолговечное, хотя это и является частью твоей жизни, а ничего другого у тебя пока что нет.
И тогда наступает осень, и сначала кажется что после теплого лета ты полон сил и решимости достигнуть поставленных целей. Первые недели осени еще теплые, еще напоминают о лете, на курортах бархатный сезон, и кажется, что лето можно продлить еще на месяц полтора. А потом начинают лить дожди. Хотя и в дождь можно хорошо провести время, сидя в каком-нибудь маленьком кафе с чашкой кофе и смотреть на струйки дождя заливающие окна, и замечать как они отражаются в глазах собеседника.
Воспоминания сменяют друг друга как времена года, то по порядку то в разнобой, заставляя улыбаться или хмуриться. А за окном стоит солнечная и холодная весна. Через пару дней зацветет дуб, и начнется очередная эпидемия гриппа. А ты смотришь на свое бледное отражение в зеркале и по прежнему не веришь в авитаминоз, думая что такие мелочи могут тревожить кого угодно, только не такого занятого человека. Занятого чем угодно, кроме себя самого.
В этом месте раздается звонок в дверь. Кто это может быть если я никого не жду?
И события начинают разворачиваться как в не слишком оригинальном кино вроде Paris, je 'taime. Даже неправдоподобно сбивчивое объяснение "Извини, что без звонка, у меня батарейка разрядилась" походит на не слишком оригинальную режиссерскую находку. И тем не менее, это именно тот фильм, который я сейчас с удовольствием имею честь наблюдать. И я бы с позором заявил, что рад сюрпризу по причине творческого кризиса, вызвавшего весеннее обострение производственной депрессии, если б меня не опередили.
Когда тебе херово самому, ничто так не стимулирует настроение, как чужая трагедия. Ты сразу чувствуешь в себе героический порыв непременно вытащить пострадавшего из тоски, в душе смутно надеясь, что это развеет тебя самого. И с каждой фразой предсказуемого диалога ты все больше проникаешься сочувствием и пониманием, которых так не хватало тебе самому. Превращаешься из пациента во врача-невропатолога и с удовольствием разбираешь по косточкам чужие проблемы. Есть тут что то нездоровое, вроде женской тяги к сплетням, но ведь намерения самые благие... даже если дорога ими вымощена прямиком в ад.
Именно в ад она сейчас и спускалась, погружаясь все глубже и глубже в темную бездну. Бездну твоих карих глаз. И чем дольше я в них смотрел, чем больше досады и возмущения звучало в твоем голосе, изредка прерываемом моими нелепыми фразами, тем сильнее становилось ощущение, что ты именно тот человек, который послан мне свыше дабы скрасить мои одинокие дни, полные суеты и неврастении. И видимо не без помощи алкоголя, который ты, подлец, предусмотрительно захватил с собой, мной овладела такая непреодолимая симпатия, что это незамедлительно отразилось на моем собственном лице.
- А чего ты так странно на меня смотришь?
- Как?
- Ну как-то так.. так.. как будто съесть меня хочешь
- Как-как?
- Ну я не знаю. Я тебя раздражаю наверное своими откровениями?
- Нет. Нет, определенно. Тебе показалось.
- Я понимаю? это может странным показаться, что я вот так просто пришел, и все такое.. я тебя ни от чего не отвлек кстати?
- Нет, - честно ответил я, если меня от чего и отвлекли так от ненужного самокопания, и последние часа полтора я бы не придумал провести лучше, чем за откровенным разговором с жалобами на суку-жизнь под бутылку коньяка.
- Хорошо. Я просто подумал, мне показалось, что .. мне надо было с кем-то поговорить..
- Выговориться.
- Ага, выговориться.. ну так вот... ну и я подумал.. кому еще если не тебе? Странно, правда?
- Да.. Да что тут странного?
- Ну вот прихожу я просто так безо всякого предупреждения и начинаю тебе жаловаться на жизнь. Не кому-нибудь, а тебе.
- Ну а кому же?
- Не знаю...
- Вот! Не знаешь. Значит, мне, - и тут Остапа понесло. - но я ведь хочу тебе помочь, поэтому все правильно. Я тебя выслушаю, и мы вместе что-нибудь придумаем!
- Придумаем? Что придумаем?
- Ну я еще не знаю.. а о чем мы говорили? - сколько лет живу, а так и не научился успевать закрыть рот чуть раньше, чем озвучу все свои мысли.
- Ты меня что, не слушаешь что ли совсем?!
- Слушаю. ты говори, говори.
- Да ты.. ты!.. ты вообще! - я не знаю откуда в таком маленьком человечке бралось столько эмоций, но честное слово, этой экспрессии выраженной в гневной тираде, обвиняющей меня во всех смертных грехах, хотя я в общем-то не был ничем обязан, хватило чтобы заставить меня почувствовать себя виноватым. И прежде чем сообразить в чем меня обвиняют и главное кто, я уже начал бормотать резко развернувшемуся ко мне затылку бессвязные извинения. И вдруг заметил, что со спины ты совсем-совсем похож на ребенка-подростка, да и сам обиженный жест напоминал больше всего детскую обиду на то, что взрослые опять его игнорируют и ни черта не понимают в жизни. И прежде, чем я успел обдумать увиденное, с языка сорвалось
- Знаешь, а ты выглядишь сейчас совсем как ребенок.
- ЧТООО?? Что и ты туда же, да? - ты резко оборачиваешься, и твои темные глаза вспыхивают яростью. - Я вот думал, у тебя.. ! Что ты..! Что тебе не придет в голову заниматься такой ерундой!
- Какой?
- Такой ерундой! Я с тобой серьезно говорю, а ты.. дразнишься! - эта детская ярость тебе чертовски шла, а последний аргумент сразил меня наповал. Видимо это снова отразилось на моем лице.
- Вот! Опять у тебя взгляд странный! На что ты так смотришь? Думаешь наверное, что я истеричка какая-то, да?!
- .., - я не успел сказать ни слова, как ты перебил меня.
- Да не напрягайся, я сам уйду, извини, что тебя отвлек! Наверняка у тебя были очень важные дела, какие-то грандиозные проекты, вот и оставайся со своими гениальными идеями!
Ты вскочил с дивана, и я едва успел схватить тебя за руку. Ты дернулся было, но я сжал твое запястье, не отпуская.
- Убери от меня свои.. что?
- Подожди, - я слегка дернул тебя за руку, и этого слегка хватило, чтобы ты неловко рухнул обратно. Где-то фоновым шумом пробежала мысль "Все-таки это был коньяк, а не вино, а ты и пьянеешь сегодня, как ребенок. Или как девушка в состоянии стресса. Что в общем-то недалеко от истины." Прежде чем улыбка успела бы расползтись по моим губам, я произнес немного более сбивчиво чем хотел бы:
- Извини, если я тебя обидел. Я на самом деле очень рад, что ты пришел. И.. мм.. мне бы хотелось тебе помочь, - видя рвущийся наружу вопрос "Почему это?" я быстро добавил первое что пришло на ум. - Потому что ты мне уже помог. Да, очень помог. Помог тем.. тем, что пришел. Мне на самом деле сейчас вот было очень грустно, - не давая тебе опомниться и позволяя только открывать и закрывать рот, удивленно уставившись в мою пьяную физиономию, я нес дальше. - Да, мне сегодня было очень грустно, я устал, впрочем, что я тебе рассказываю, ты и сам прекрасно все понимаешь, у тебя почти такие же проблемы.. ведь да?
- Какие такие же? Миша! Меня Вова вчера бросил! Такие же у тебя проблемы??
- Гм... не совсем, - тут я заметил, что все еще держу тебя за руку, и стало как-то совсем уже неловко. Но как-то надо было замять собственную рассеянность, и я выдал. - Но видишь, тебе одиноко, и мне тоже.. одиноко.. ага.., - оставалось только покраснеть или картинно хлопнуть себя по лбу.
- Нет, это нормально? Нормально, да? Ты вот надо мной сейчас издеваешься?! Ты еще предложи свою кандидатуру на место Вовы, чтобы нам обоим перестало быть грустно! - в твоем голосе прозвенела такая обида, что я почувствовал себя последним мерзавцем. И что-то еще там прозвучало, неразборчиво так, не для моего пьяного слуха, но..
- А ты бы этого хотел?
- ...??? Чего хотел?..
- Ну, чтоб я предложил.
- Что?
- Свою кандидатуру.
- Нет ты точно издеваешься. Что ты несешь? Какую кандидатуру? У тебя же на лбу написано что ты натурал!
- Правда?
- Большими печатными буквами! Что я, не знаю что ли, что тебе мальчики никогда не нравились? Зато ни одну секретаршу ты пропустить не можешь!
- А ты им завидуешь?
- !!! Ну знаешь!.. , - ты теперь тоже заметил что я держу тебя за руку, и вырвал ее резким движением. - Ты, му.. мужлан самодовольный! - вовремя спохватился Леша, вспомнив, что ему уже делали выговор за мат в прямом эфире. - Я от тебя не ожидал этих гомофобных шуток!
- Почему гомофобных?
- Что ты тупишь-то в конце концов? Я тебе еще доказывать должен, что ты гомофоб, может быть?
- Как например?
Очевидно, зацепил я тебя и очень сильно, ибо ярость не знала границ, и увидев в твоих глазах какое то вспыхнувшее чувство, отдаленно напоминавшее те неразборчивые нотки в голосе минуту назад, и порывистое движение в мою строну, я уже решил, что сейчас мне дадут по морде, и будут в чем-то правы, хотя я вовсе не это все имел ввиду. Я успел зажмуриться и даже слегка вздрогнуть ощутив прикосновение ладони к щеке, но вместо пощечины я почувствовал как мое лицо обхватили ладонями, а затем последовал смачный поцелуй в губы. Да такой упоенный, что я сам начал было сомневаться в неосквернимости собственной ориентации. Интересно, а что чувствует гомосексуалист, целуя заведомо нормального мужчину, и если углубиться в частности, собственного начальника?
Как бы там ни было, когда Леша, доказывавший свою правоту, отстранился, вид у него был уже совсем не разозленный, а такой, как бывает наверное у человека, осуществившего свое тайное желание, а потом испугавшегося сознания того, что сделал это не во сне.
- У.. у тебя очки сползли, - растерянно пробормотал Леша.
Я машинальным жестом поправил их, не сводя с тебя взгляда, пока выражения твоих глаз произвольно сменяли одно другим, а потом ты спросил каким-то тихим и как будто потухшим голосом:
- Ну что, доказал?
- Да. Только пока не понятно что.
- То есть?
- Понимаешь, я как-то не распробовал, - отозвался я, а потом потянулся к тебе и схватив за воротник рубашку, притянул ближе и поцеловал снова. Поцелуй вышел каким-то смазанным, но прежде чем я бы его окончательно испортил, ты осторожно обнял меня за шею и взял инициативу в свои руки.
В голове все еще билась судорожная мысль - Я пьян, адски просто пьян, так пьян, что аж странно, что я еще в сознании, я пьян.. тобой.
И вот в этот момент занавес здравого смысла падает, зрители аплодируют, а я с силой опрокидываю тебя на диван, наслаждаясь тем, как твое маленькое хрупкое тело начинает биться в моих объятиях, от неожиданности выражая свое недовольство. Ты отпускаешь мою шею, а я хватаю тебя за руки и прижимаю их к дивану, будто ожидая, что ты начнешь меня отталкивать. Но мне уже глубоко пофигу, что бы ты там ни начал делать, потому что мой пьяный мозг уже получил импульс, уведомляющий о возбуждении, и если ты что-то имеешь против, то поговорим об этом позже.
Впрочем говорить ты и так не можешь, только бессвязно бормотать, не то с испугом, не то с удовольствием в голосе, роняя какие-то слова между поцелуями, оставляющими теперь отметины на твоих губах. Твоя хрупкость вызывает во мне желание тебя сломать. Да ты сам напросился в конце концов, оправдываю я себя, кусая тебя за шею, и вот теперь ты уже точно стонешь от боли. А я с наслаждением игнорируя эти стоны срываю с тебя одежду. Впрочем я настолько не в адеквате, что и раздеть тебя толком не могу, но мне вполне достаточно стянуть с тебя джинсы и, схватив за волосы, развернуть лицом вниз, едва не ударив о подлокотник. Ты уже даже не пытаешься что то возразить вслух, твой шок достиг предела, и ты можешь только тихо всхлипывать, признавая себя побежденным и отреказываясь от попыток сопротивляться. И разложив тебя на диване я начинаю грубо пользоваться этим, думая лишь о том, что когда-то я уже представлял себе нечто подобное во сне, только там все было немножко иначе, и ты не прикусывал губы, чтобы не закричать.
А на улице стоял конец апреля, и пока мы пили и спорили, небо совсем потемнело, и вдалеке послышались раскаты грома. Надвигалась настоящая майская гроза. ПО стеклу ударили тяжелые дождевые капли, оставляя мокрые косые полосы, а потом зарядил ливень, и его шум, доносившийся сквозь открытую форточку пластикового окна, заглушал мое прерывистое дыхание и твои тихие стоны. Когда ударила первая молния, а следом раздался раскат грома, от которого завибрировало стекло, ты вздрогнул, и я почему то сжал тебя крепче, как будто это могло что-то значить. Впрочем, последующий грохот с небес оставил тебя равнодушным, а я, чувствуя приближение конца, сосредоточился на нервных быстрых движениях собственных бедер. И через несколько секунд, когда ослепительная вспышка озарила комнату, я зажмурился и кончил.
Какое то время было слышно только шум дождя, потом я отодвинулся от тебя, машинально застегивая джинсы, и развалился на диване, сняв очки и закрывая глаза ладонью, сосредотачиваясь на грозе, которая была такой громкой, что заглушала шорох твоей одежды. Через некоторое время раздался щелчок зажигалки, и потянуло дымом. Я по-прежнему не открывал глаза, как-будто притворяясь спящим. Я почувствовал, как ты встал с дивана, видимо в поисках пепельницы, а потом вдруг раздался звук открываемой балконной двери, и шум дождя на пару секунд стал громче, а в комнату ворвался запах весенней грозы, немного пыльный, смешанный с ароматом свежей зелени и предвкушения лета.
Когда дверь за тобой закрылась, я поднял голову, глядя в балконное окно. Ты стоял на балконе, возле открытой створки, и твой маленький силуэт на фоне серого бушующего неба пробуждал во мне осознание чего-то ужасного, мало помалу до меня стало доходить что я только что сделал, в общем, картина была до ушей исполнена драматизма.
Мной тут же овладела мелочная паника, и я принялся успокаивать себя, уверяя, что во-первых ты и так гей, во-вторых ты меня спровоцировал, в-третьих это был обыкновенный секс на одну ночь с одним из подчиненных, не важно какой, и совершенно не важно с кем. отрезвев от охренительной нелогичности собственных рассуждений, я снова взглянул на балкон и подумал, что себя я почти успокоил, а не надо ли теперь как-то успокоить тебя?
Поломавшись немного, споря с самими собой о том, что ты и так не маленький, хотя и выглядишь и ведешь себя часто как настоящий ребенок, я заставил себя встать и выйти на балкон.
Ты даже не обернулся, услышав, как я вышел. Там, в комнате, у меня на языке еще крутились какие-то слова, но закрыв за собой дверь, я кажется оставил их с другой стороны. Некоторое время я просто стоял позади тебя, наблюдая, как ты куришь, глядя в открытое окно. Затем окурок полетел с балкона, а ты скрестил руки на груди, и я уже приготовился подать голос, как вдруг ты чуть отклонился назад и прижался ко мне спиной, так и не обернувшись. И мне ничего не оставалось, как обнять тебя за талию и смотреть в окно на прекращающийся дождь, ощущая приятную тяжесть твоей головы, откинувшейся на мое плечо.
Приходящая с возрастом сентиментальность делает людей невыносимыми, в частности невыносимо жестокими. И некому за это извиняться, кроме самой природы. А природа непредсказуема, и когда на нее находит очередная буря эмоций, мы можем только наблюдать со стороны. С той или другой стороны балконной двери.
@темы: The Radio Day, What's eatin' Gilbert Grape, Once upon a Time in Mexico